Лобачева Юлия Владимировна
Югославянское движение в Америке в годы Первой мировой войны (1914–1918 гг.)
Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук
Специальность 07.00.03 – всеобщая история исторические науки
Дата защиты – 24 февраля 2009 г.
Научный руководитель – А. Л. Шемякин
Автореферат (М., 2008)
Климова Ксения Анатольевна
Новогреческая мифологическая лексика в сопоставлении с балканославянской
Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Специальность 10.02.20 – сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание филологические науки
Дата защиты – 3 марта 2009 г.
Научный руководитель – А. А. Плотникова
Автореферат (М., 2009)
Чвырь Нина Владимировна
Исторические представления болгар-католиков XVII-XVIII вв. (в контексте формирования национального самосознания южнославянских народов)
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук
Актуальность и предмет исследования
Проблема влияния исторических представлений на формирование этнического (национального) самосознания и, соответственно, на процессы складывания наций в последние десятилетия привлекает внимание представителей разных гуманитарных дисциплин. Роль исторического сознания в выработке национальной идеологии у славян отмечалась многими исследователями. В отношении болгар эта взаимосвязь неоднократно подчеркивалась в связи с сочинением Паисия Хилендарского "История славяноболгарска" в процессе формирования болгарского национального сознания. Однако обычно речь шла преимущественно о самосознании болгарского православного большинства, тогда как историческое сознание католической части болгарского народа XVII-XVIII вв. практически не рассматривалось. Основная причина - малочисленность (примерно 1% от общей численности болгар) и изолированность этой этноконфессиональной общности. Тем не менее, признанная в последнее время научным сообществом парадигма исследования "единичного и маргинального", основывающаяся на важности интеграции микро и макроподходов при изучении прошлого, объясняет внимание автора к заявленной теме диссертационной работы и повышает ее научную актуальность.
Принято считать, что болгары-католики не оказали значительного влияния на развитие национальной болгарской культуры и формирование национального самосознания, т. к. объективно не были включены в процессы социально-экономического развития болгарского сообщества, а также и в субъективном отношении не воспринимались православным большинством как часть собственной этнической общности. Последнее связано с усилением конфессионального компонента в этническом самосознании болгарского народа, в связи с чем, болгарами считались лишь православные по вере. Вместе с тем подобное совмещение этнического и конфессионального элемента в болгарском самосознании не помешало болгарам-католикам с течением времени выделиться в отдельный субэтнос (И.Ф. Макарова) и сохранить свою общность вплоть до современности как на территории Болгарии, так и в Румынии (Трансильвании и Банате), куда эмигрировала значительная часть болгар-католиков после подавления поднятого ими в 1688 г. Чипровецкого восстания. Указанные обстоятельства актуализируют вопрос об этническом самосознании болгар-католиков, развитие которого происходило в условиях формирования в XVIII в. национального самосознания южнославянских народов (сербов и хорватов), населявших Австрийскую империю. Этот вопрос является неотъемлемой частью актуальной для болгарского общества проблемы существования болгарского этнического сообщества в инокультурной среде западноевропейской цивилизации.
Этническое самосознание большинства болгар в XVII-XVIII вв. отличалось значительной конфессионализацией: православие было важной составляющей болгарской идентичности. Одновременно с этим современная историография констатирует развитое и четкое этническое самосознание болгар-католиков . Однако вне рассмотрения вопроса о соотношении конфессионального и этнического компонента в сознании болгар-католиков подобное утверждение выглядит мало аргументированным. В интересах объективности необходимо продолжить исследование этой проблемы, обращая внимание на те аспекты, которые до сих пор проанализированы явно недостаточно. Одним из таких направлений является изучение исторического сознания болгар-католиков в XVII-XVIII вв. Таким образом, исследуемые в диссертации вопросы являются частью обширной проблемы этнического/национального самосознания народов, (в том числе болгарского, в частности болгаро-католического субэтноса), особо актуальной в современных условиях нарастающей глобализации.
Объект исследования - историческое сознание болгар-католиков XVII-XVIII вв. Предметом данного исследования являются исторические представления болгар-католиков, рассматриваемые с одной стороны, как проявление их этнического самосознания, а с другой стороны, как фактор его формирования.
Источники
Источниковую базу диссертации составляют латиноязычные исторические сочинения болгар-католиков XVII-XVIII вв. (П. Богдана (Бакшева), Б. Клайнера, Ф.-К. Пеячевича), что обусловлено скудостью и недоступностью иных письменных памятников, относящихся к культуре болгар-католиков указанного периода.
Дошедшие до нас исторические работы софийского епископа Петра Богдана (Бакшева) (1601-1674 гг.) являются составной частью его отчетов, адресованных Римской курии. Большая часть из них была введена в научный оборот и кратко охарактеризована болгарским ученым И. Дуйчевым . Исторические экскурсы П. Богдана, как правило, были инспирированы его католическим начальством, желавшим иметь информацию о прошлом и современном состоянии болгарского населения. Этим можно объяснить возникновение таких текстов как "Описание царства Болгарии" (1640), "История Охрида" и "История Сербии и Призренской епископии" (1655 г.), "История Софии" (1653, 1658, 1663 гг.) .
Конъюнктурность этих трудов, на наш взгляд, в значительной степени проявляется в прозрачности преследуемых П. Богданом целей. Он стремится продемонстрировать свое преимущество как католического епископа Софии перед софийским греческим митрополитом и представить себя единственным полноправным представителем болгарского народа. В связи с этим в "Истории Софии" основной акцент делается на истории Софийской католической архиепископии, предстающей своеобразным символом Болгарии. Наряду с этим в диссертации используется его сочинение "Когда и как маркомани (Моравы) приняли Христову веру" (1640 г.) и четыре уцелевшие главы объемного труда "История Болгарии" (1667 г.), посвященного истории болгарского государства и распространения католицизма в Болгарии.
Перу другого католического автора, настоятеля болгарской францисканской провинции г. Алвинца (Румыния) Блазиуса Клайнера принадлежит сочинение "Archivium Tripartitum". В его первой части (впервые опубликованной в 1971 г. И. Дуйчевым и К. Телбизовым) изложена история Болгарии до османского завоевания. Вторая и третья часть труда (найденные и опубликованные в 1999 г.) содержат сведения о распространении болгарской францисканской кустодии на территории Болгарии и Румынии с 1366 до 1775 г. Обратившись к истории болгарской францисканской провинции по собственному желанию еще в 1761 г., Б Клайнер периодически к ней возвращался. Однако импульсом к ее скорейшему завершению послужила энциклика главы францисканского ордена, призывавшая отдельные провинции написать собственную историю, и к 1775 г. труд был окончен. Вторая и третья части "Архива", как и сочинения П. Богдана, представляли интерес преимущественно для Римской курии, т. к. касались развития организации францисканского ордена на территории Болгарии и Румынии. В то время как первая часть трактата, "История Болгарии", была написана скорее для паствы Б. Клайнера, болгарских беженцев, желавших знать историю своей родины.
Для решения задач диссертационного исследования большое значение имеет сочинение Франциска-Ксаверия Пеячевича (1707-1781 гг.) "История Сербии" . Его автор, племянник предводителя Чипровецкого восстания 1688 г. Георгия Пеячевича, родился и получил образование уже в Австрийской монархии. Вступив в орден иезуитов, Ф. К. Пеячевич вскоре занял руководящие посты, как в структуре ордена, так и в университетах Загреба, Любляны и Линца. "История Сербии" написана в форме диалога Болгарина и Серба и состоит из тринадцати "разговоров", в одиннадцати из которых рассматривается история сербского государства в хронологическом порядке от VII и до XV вв., а два последних, тематических, "разговора" посвящены истории Боснии и истории сербской церкви. Трактат, обращенный к австрийским сербам православного вероисповедания, был написан в 1775-1776 гг. в рамках проводившейся среди австрийских сербов активной униатской пропаганды, и поэтому он имеет ярко выраженное конфессионально-полемическое содержание. Поводом к его появлению стали волнения православных сербов в связи с осуществленной Веной реформой сербского православного календаря, предусматривавшей упразднение ряда праздников, посвященных сербским святым (в основном, относившихся к средневековой династии Неманичей). Несмотря на то, что "История Сербии" Ф. К. Пеячевича издавалась после смерти автора дважды (в 1797 и 1799 г.), до ее "открытия" Б. Пейчевым в 1968 г. она была неизвестна отечественной и болгарской научной общественности и даже считалась утерянной (хотя в югославской историографии этот источник был охарактеризован известным ученым Н. Радойчичем уже в 1930 г. ). Исследователи редко обращались к данному памятнику, точнее к нескольким страницам, переведенным Б. Пейчевым на болгарский язык . Автор диссертации впервые перевела с латинского языка "Историю Сербии" целиком (440 страниц), используя для этого микрофильм экземпляра, хранящегося в государственной библиотеке им. Л. Сечени (Будапешт, Венгрия).
Охарактеризованные исторические сочинения болгар-католиков дают возможность проанализировать комплекс представлений о прошлом, включающий взгляды конкретного историка на различные исторические сюжеты в их взаимосвязи. Авторский характер исторического сочинения в определенной степени ограничивает исследователя в широте формулируемых выводов, однако, позволяет в ряде случае проследить процесс формирования того или иного исторического суждения в контексте определенной культурной традиции и общественно-политической ситуации. Поскольку адекватная оценка специфики исторических воззрений болгар-католиков возможна лишь при их сопоставлении с подобными представлениями православных болгар, в диссертации предпринят анализ общих сюжетов из истории Болгарии, что позволяет выявить различие их трактовок болгарскими католическими и православными авторами. С этой целью в качестве дополнительных источников в диссертации рассматривались сочинения Паисия Хилендарского, иеросхимонаха Спиридона, Зографская история. При аналогичном анализе "Истории Сербии"" для сравнения были привлечены труды сербских православных историков Йована Раича, Павла Юлинца, Иосифа Троношского и др.
Степень изученности темы
Несмотря на то, что основная часть анализируемых источников уже давно была введена в научный оборот (за исключением "Истории Сербии" Ф.-К Пеячевича), целостного исследования сущности и своеобразия исторической мысли болгар-католиков предпринято не было. Определенные результаты были достигнуты в изучении исторических воззрений лишь отдельных авторов. Так, болгарский ученый Б. Димитров, обращаясь к историческому наследию П. Богдана, особое внимание уделяет истории создания сочинений и их источниковой базы, а также расшифровке и интерпретации документов, проливающих свет на структуру и содержание исчезнувшей "Истории Болгарии" .
Исторические взгляды Б. Клайнера не были предметом специального изучения болгарских и отечественных ученых, однако, некоторые шаги в этом направлении предприняла группа исследователей (И. Дуйчев, К. Телбизов, Р. Заимова, И. Мадяр), подготовившая текст "Архива" к публикациям. Этими авторами были разработаны такие важные для данного диссертационного исследования темы, как историографический метод Б. Клайнера, его источниковая база, а также отмечено значение "Архива" в контексте болгарской православной историографии и европейской исторической мысли. По мнению исследователей, возникновение этого сочинения явилось результатом распространения среди болгар-католиков интереса к истории собственного народа - характерной черты болгарской национальной культуры эпохи Возрождения. При этом указывалось на явную принадлежность этого сочинения к традиции западноевропейской церковной эрудитской историографии (преимущественно сочинения Ц. Барония, Л. Вадинги и др.), подражание которой выражалось у Б. Клайнера не только в композиции и стиле сочинения, но и в отборе исторического материала и способе его представления.
Неизвестная в отечественной и болгарской историографии статья югославского историка Н. Радойчича, целиком посвященная "Истории Сербии" Ф.-К. Пеячевича, до нынешнего момента является единственным исследованием этого памятника . Помимо вопросов источниковой базы этого сочинения и историографического метода Ф.-К. Пеячевича, ученым был поставлен важный для данного диссертационного исследования вопрос о соотношении религиозного и национального самосознания Ф.-К. Пеячевича. По мнению Н. Радойчича, текст исторического сочинения позволяет сделать вывод о самосознании его автора. Он подчеркивает, что первостепенное значение для Ф.-К. Пеячевича имело его католическое вероисповедание, затем его принадлежность к южнославянскому сообществу, в то время как сербская (а не болгарская) этническая идентичность была менее актуальной. Н. Радойчич затрагивает также вопрос о восприятии исторической концепции Ф.-К. Пеячевича различными аудиториями: "История Сербии" еще в рукописи была знакома лишь образованной части южно- и западнославянской общественности, и, несмотря на двукратное издание, по-видимому, осталась абсолютно неизвестной основному ее адресату - православным сербам. Нелицеприятная критика Римской курии и хорватских сословий на страницах "Истории Сербии" была причиной ее негативной оценки Римом и хорватской общественностью. В целом многие вопросы возникновения и восприятия этого сочинения современниками остаются нерешенными.
Отсутствие детального исследования исторических текстов болгар-католиков, тем не менее, не стало препятствием для формирования в современной болгарской историографии устойчивого взгляда на проблему исторической мысли болгар-католиков в XVII-XVIII вв., который основывался на самых общих представлениях о развитии культуры данной этноконфессиональной группы. Однако сама общая оценка культуры болгар-католиков в XVII-XVIIIвв. в болгарской историографии, в свою очередь, не лишена противоречивости: хотя она признается неотъемлемой частью общеболгарской национальной культуры, все же ее характерными чертами называют изолированность и внутреннюю цельность.
Так, по отношению к болгаро-католической литературе XVII-XIX вв. историк и этнограф К. Телбизов предложил термин - "чипровецкая литературная школа", обозначающий совокупность разножанровых произведений болгар-католиков XVII-XVIII вв.: реляции болгаро-католи-ческих епископов в Рим (XVII в.), исторические сочинения П. Богдана, исторические и богословские трактаты болгар-католиков в эмиграции (К. Пейкича, Я. и Ф.-К. Пеячевичей, Б. Клайнера), памятники павликианской поэзии XVIII-XIX вв. и др. Все эти разнородные произведения объединяет, по мнению К. Телбизова, "чипровецкий политический и культурный климат". Сочинениям этого направления были присущи такие черты, как использование в произведениях иностранного (латинского или "иллирийского") языка, обособленность от местной православной литературы, явная политическая ангажированность авторов в антиосманской борьбе и др.
В то же время в болгарской историографии укоренилась ещё одна тенденция - поиск аналогий в культурных явлениях и процессах, отмеченных и у православных, и у католиков. Один из таких общих признаков - черты барокко в болгарской православной и католической культуре, присутствие которых одними исследователями (В. Бехиньова) объясняется преемственностью , а другими авторами (К. Станчев) - независимым возникновением .
Парадигма культурной традиции болгар-католиков проецируется исследователями и на характеристику исторической мысли. Так, несмотря на тезис об изолированности этой этноконфессиональной группы, некоторые авторы (В. Бехиньова, Э. Георгиев, П. Динеков, О. Дубовик) отмечают роль болгар-католиков в становлении болгарской национальной исторической мысли . Болгаро-католическая историография рассматривается как целостное и внутренне однородное культурное явление. Например, Б. Димитров считает возможным говорить о единой болгаро-католической историографической традиции, включающей в себя сочинения Ф.-К. Пеячевича, П. Богдана, Б. Клайнера. По мнению Б. Димит-рова, общие черты всех этих сочинений - богатая источниковая база, научная беспристрастность, сходные историографические принципы, соответствующие современному им европейскому уровню, а также патриотизм и развитое этническое самосознание авторов .
Анализ литературы об исторических представлениях болгар-католиков XVII-XVIII вв. позволяет выделить ряд характерных черт в изучении этой темы. Во-первых, в качестве источников исследователями использовались исторические сочинения П. Богдана (Бакшева), реляции и корреспонденции ряда болгаро-католических деятелей, а также небольшие опубликованные фрагменты из историко-богословских трактатов болгар-католиков XVIII в: Кр. Пейкича ("Зерцало истины") и Ф.К. Пеяче-вича ("История Сербии"). Во-вторых, в исторических представлениях болгар-католиков исследователи видели элементы, новой ("барочной") отличной от средневековой, историографической традиции: усиление значимости авторской точки зрения, преодоление средневекового понимания историзма, подчиненного богословско-историческим концепциям, явное проявление национального самосознания, критический подход к источникам. В-третьих, проводились сравнения (самого общего характера) вышеуказанных сочинений с "Историей славяноболгарской" Паисия Хилендарского и трудами представителей сербско-русской школы в Сремских Карловцах (Х. Жефаровича, П. Павловича и др.). В результате был сделан вывод о том, что выявленные у болгар-католиков черты "нового" исторического сознания позже проявились в исторической мысли православных болгар уже в эпоху национального Возрождения.
Рассмотренные тенденции исследования исторической мысли болгар-католиков XVII-XVIII вв. наряду с указанными достижениями демонстрируют отсутствие подробного анализа специфики исторических воззрений болгар-католиков. Недостаточно изученным остается вопрос о роли их исторической мысли в процессах формирования национального самосознания не только болгар-католиков (в эмиграции), но и сербов Австрийской империи, адресатов "Истории Сербии" Ф.-К. Пеячевича.
Хронологические рамки исследования определяются преимущественно временем возникновения исторических сочинений болгар-католиков в XVII-XVIII вв., в эпоху зарождения и дальнейшего развития болгарской национальной культуры Нового времени. Возросшая именно в этот период популярность исторической проблематики свидетельствовала о важных процессах, протекавших в недрах болгарского общества, - об усилении потребности в самоидентификации на пороге эпохи национального Возрождения.
Методология работы основана на сравнительно-историческом методе, при изучении исторических сочинений православных и католических авторов, а также методе историко-культурной интерпретации, позволяющем выявить характер представлений о "прошлом". Важной для нашей работы стала методология смежных с историей дисциплин (культурной антропологии и этнологии), применяемая при исследовании проблем национального самосознания и национальной идеологии на материалах исторического содержания . Мифологизация собственной истории, актуализирующаяся в переломные моменты существования этнической (или национальной) общности, была характерна и для болгарских и сербских православных авторов (XVIII в.), что было обусловлено и социально-экономическими, культурными и политическими процессами национального Возрождения в целом и формированием национального самосознания. В исторических сочинениях изучаемого периода (прежде всего в трудах Паисия Хилендарского и Йована Раича) отмечено возникновение того набора моделей и топосов, который позже, уже в XIX в., получил дальнейшее развитие и широко использовался в национально-идеологической риторике.
Цель диссертации - исследовать исторические представления болгар-католиков в контексте развития болгарского и сербского национального самосознания. Автор не ставит задачу определить уровень научного исторического знания в болгарской и сербской культуре, что было бы необходимо при проведении традиционного историографического исследования.
В соответствии с целью сформулированы и конкретные задачи исследования:
1) рассмотреть взгляды П. Богдана, Б. Клайнера, Ф.-К. Пеячевича по ряду исторических сюжетов: появление болгар и сербов на Балканах (т. н. тема "обретения родины"), эпоха "золотого века" сербской и болгарской государственности, образ "болгарской (сербской) катастрофы", период османского завоевания. Выбор этих тем обусловлен, с одной стороны, материалом самих источников, а с другой стороны, значимостью именно этих сюжетов для формирования достаточно мифологизированного образа национального прошлого, как неотъемлемой части складывавшегося национального самосознания.
2) исследовать представления об истории болгарского и сербского христианства;
3) изучить идеологию исторических воззрений, определявшую взгляды на "прошлое";
4) проанализировать этнические представления, содержащиеся в исторических сочинениях, что необходимо при рассмотрении механизмов формирования национального самосознания и его отражения в литературных памятниках.
Научная новизна диссертации заключается в постановке исследовательских задач, нацеленных на выявление специфики исторических и этнических представлений болгаро-католических авторов XVII-XVIII вв. С этой целью был проведен сравнительный анализ их исторических сочинений с трудами православных болгарских и сербских историков. Применение междисциплинарных методов изучения этнического самосознания и национальной идеологии позволило расширить рамки исторического исследования и рассмотреть проблему исторических представлений на стыке истории, культурной антропологии и этнологии. Новизна диссертационного исследования связана также с введением в научный оборот нового для отечественной историографии крупного латиноязычного памятника "Истории Сербии" Ф.-К. Пеячевича (XVIII в.).
Практическая значимость работы
Материалы и выводы диссертации могут быть использованы в исследовательской работе при изучении роли исторического сознания в процессе формирования национальной идентичности у славянских народов, в частности, у болгар и сербов в ранний период национального Возрождения, а также при изучении развития униатской (греко-католической) пропаганды среди православных славян. Результаты исследования могут быть привлечены при подготовке общих и специальных курсов по проблемам болгарской и сербской истории и культуры.
Апробация результатов исследования
Положения и выводы диссертационного исследования были отражены в докладах и сообщениях на нескольких научных конференциях: молодых историков-балканистов МГУ "Общества и государства южнославянских народов" (ноябрь 2003 г.), "Государственная традиция и национальное самосознание на Балканах" (ноябрь 2004 г.), "Россия и Балканы: проблема исторического источника" (декабрь 2005 г.), на конференциях Института славяноведения РАН "Идентификация в славянской культуре" (июнь 200 г.) и "Славяне и их соседи. Раннее средневековье глазами Позднего средневековья и Раннего Нового времени" (май 2006 г.), а также на коллоквиуме, проводившемся кафедрой истории южных и западных славян исторического факультета МГУ, "Библия, христианство, nationes национализм в истории Европы. X-XX вв." (декабрь 2006 г.).
Структура работы определена поставленными задачами. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы, приложения, содержащего очерк по истории развития униатской пропаганды среди австрийских сербов в XVII-XVIII вв.
СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во введении обосновывается актуальность исследования, характеризуется источниковая база и степень изученности темы, формулируются цели, задачи и основные методологические принципы исследования.
Первая глава - "Представления болгар-католиков об истории Болгарии" - посвящена анализу исторических сочинений преимущественно Б. Клайнера и П. Богдана в сравнении с "Славяноболгарской историей" Паисия Хилендарского, "Историей во кратце о болгарском народе словенском" иеросхимонаха Спиридона и "Зографской историей".
В первом параграфе рассматриваются главные этапы развития болгарской исторической мысли в XVII-XVIII вв. в контексте фундаментальных изменений, происходивших в это время в болгарской культуре: переход от средневековой модели к типу культуры эпохи национального Возрождения. В исторических сочинениях, как в наиболее востребованном в тот момент литературном жанре, в первую очередь отразились те изменения общественного сознания, которые в результате привели к формированию болгарского национального самосознания и секулярного мировоззрения. В болгарских исторических сочинениях XVII - первой половины XVIII в. (несмотря на различную проблематику) очевидны проявления оформленного исторического и национального сознания, прошедшего эволюцию от ранних историко-патриотических представлений об "иллирийской" или "христианской" общности к "роду болгарскому", "народу сербскому" и др. Развитие нового исторического познания связано с появлением "Славяноболгарской истории" Паисия Хилендарского, сочинением, впервые очертившем цели и задачи болгарского политического и духовного движения в национальном Возрождении, и ставшем незаменимой частью болгарской национальной идеологии в эту эпоху. Также в параграфе дается характеристика основополагающих исторических сочинений этого периода, и на этом материале рассматриваются проблемы болгарского барокко и болгарского Просвещения.
Во втором параграфе анализируются представления болгарских католических и православных авторов об основных вехах болгарской истории: "обретении родины" (истории появления болгар на Балканах), "золотом веке" (зарождении и развитии болгарской государственности в средневековье), о "болгарской катастрофе" (о причинах, сути и последствиях турецкого завоевания). Сходные черты между православными и католическими авторами присутствуют в провиденциальной трактовке сюжета о появлении на Балканах праболгар, выступающих как орудие в Божьих руках "на горе грекам", в терминологии болгарской средневековой власти, в понимании сути основных событий средневековой болгарской истории. Также наблюдается некоторое единство и во взглядах на причины установления турецкого господства.
Гораздо ярче видны различия между православными и католическими авторами, выражавшиеся в отсутствии у католических историков элементов сакрализации власти, представлений о непрерывности царствующей династии, о сути и последствиях турецкого господства в отношении болгар, а также четких представлений о "золотом веке" Болгарии и внешнеполитических успехах болгарских царей, в преобладании провиденциально-инструменталистской характеристики болгар и их правителей в эпоху раннего средневековья и в индифферентной оценке выдающихся (с точки зрения болгар) исторических фигур и др. Все отмеченные различия фактически можно свести к проявлению меньшей национальной ориентированности Б. Клайнера и П. Богдана, особенно в отношении политической истории Болгарии.
Третий параграф включает в себя анализ взглядов историков на вопросы положения христианской церкви на территории Болгарии до прихода болгар, истории их крещения, миссии Кирилла и Мефодия; автокефальности болгарской церкви и ее отношений с Римом и Константинополем. Значительное разделение между православными и католическими авторами в освещении этой тематики проявляется в разной трактовке общих для всех историков сюжетов (крещение болгар папскими легатами, миссия Кирилла и Мефодия, утверждение о недолгом и незначительном пребывании болгарской церкви под властью Константинополя в 870-917 гг. и др.), обусловленной конфессиональной принадлежностью авторов. Кроме этого был выявлен ряд сюжетов, встречающийся только у авторов-католиков: свидетельства о доболгарских христианских поселениях на территории Болгарии, подробное описание собора 870 г., на котором решался спорный вопрос между Римом и Константинополем о юрисдикции Болгарского диоцеза, упоминания об унии Калояна, а также рассказ о деятельности болгарской францисканской миссии и преодолении ею ереси павликианства.
Среди самих католических авторов отсутствует единство в представлениях об истории болгарской церкви. Особенно выделяется оригинальная позиция Ф.-К. Пеячевича. В стремлении подчеркнуть факт раннего существования независимой болгарской церкви он схож с Паисием Хилендарским - автором исторического сочинения с явным национальным посылом. Но если, по мнению Паисия, рубежом явилось установление тырновского патриархата в нач. X в., то для Ф.-К. Пеячевича - это учреждение независимой от греков, но подчиненной Риму Охридской "патриархии" (883 г.), возглавляемой национальным болгарским святым Климентом Охридским. Единство наблюдается также и в трактовке образа Феофилакта Охридского, как "хранителя болгарской церкви" от греческого влияния. Это сходство взглядов объясняется, однако, не общей историографической традицией и не идеологическими установками авторов (болгароцентризм Паисия несовместим с католикоцентризмом Ф. К. Пеячевича), а способами представления материала. В общих чертах, отмеченных у обоих авторов, нетрудно усмотреть распространенные приемы мифологизации истории: актуализацию значимых для данной культуры образов и персонажей в непривычной исторической ситуации (Климент Охридский - глава "римской" болгарской церкви), "удревнение" институтов общенациональной значимости ("древняя" болгарская патриархия), отрицание длительного "вражеского" влияния (в данном случае Константинопольской патриархии на болгарскую церковь) и, наконец, признание необходимости изменения сложившейся ситуации. При этом суть этого изменения каждый понимает по-своему: для Ф-К. Пеяче-вича - это возвращение болгарской церкви к Апостольскому престолу, а для Паисия - создание собственной, "негреческой" церкви.
В четвертом параграфе рассматривается идеология исторических представлений болгар-католиков в сравнении с аналогичными взглядами православных болгар. Изучение данной темы имеет непосредственное отношение к процессам формирования общественного, в том числе и национального, сознания с точки зрения восприятия аудиторией исторического труда, которое зависит от "правильного", т. е. адекватного сознанию и желаниям публики, построения исторического повествования и способа подачи исторических фактов. Изучение идеологии исторических воззрений дает дополнительную информацию о том, как и по каким причинам было воспринято то или иное историческое сочинение. В параграфе были рассмотрены взгляды авторов сочинений на общественное значение их труда, взаимоотношения с читателем, их отношение к предшественникам и национальным историографическим традициям и др. Был сделан вывод о том, что основное различие между авторами в отношении идеологии исторических воззрений проходит не по конфессиональному признаку, а объясняется влиянием определенных традиций исторического повествования. Склонность православных авторов и частично П. Богдана именно к "этно-мифологическому" направлению контрастирует с четко проявляющейся "эрудитской" направленностью "Истории Болгарии" Б. Клайнера, не позволяющей создать цельную привлекательную для читателя картину прошлого болгарского народа.
В пятом параграфе были выявлены этнографические представления болгарских католических и православных историков (рассматривается проблема критериев болгарской идентичности), а также этнический автостереотип, и представления о соседних этносах (сербах, греках, турках, русских). В результате констатируется существенное преобладание этнической проблематики в болгарских православных сочинениях на фоне почти полного ее отсутствия в сочинениях болгар-католиков. Проявление болгароцентристской позиции по ряду вопросов в сочинениях Спиридона и Паисия контрастирует с индифферентностью в этом отношении католических авторов. Совпадение позиций православных и католиков (негативный стереотип "грека" и "руса", некоторые черты болгарского характера и др.), объясняющееся влиянием единого корпуса источников, второстепенны в сравнении с различиями в наиболее значимых моментах - (в представлении о "болгарском роде", о славянском происхождении болгар, в употреблении этнонима, в трактовке образа этнического антагониста. Проведенный анализ не дает возможности говорить о единстве этнических представлений православных и католических историков и свидетельствует о более развитом этническом самосознании болгарских православных авторов.
Во второй главе - "Представления болгар-католиков об истории Сербии" - анализируется сочинение Ф.-К. Пеячевича "История Сербии" в сравнении с "Летописью Бранковича" и трудами сербских историков XVIII в. Й. Раича, П. Юлинаца, С. Пишчевича, Иосифа Троношского и др.
Задача первого параграфа - представить развитие сербской исторической мысли в XVIII в. и охарактеризовать исторические сочинения, посвященные сербской истории, как сербского, так и иностранного происхождения, известные в сербской среде и оказавшие на ее самосознание значительное влияние. Актуальность исторических произведений в XVIII в., в переходный период в развитии общественного сознания и культуры в целом, объясняется особой ситуацией, в которой оказались как австрийские, так и турецкие сербы. Существование в иной национальной и религиозной среде актуализировало их самоидентификацию, основывающуюся на представлениях о прошлом государства и народа. Кроме того, исторические доводы являлись весомым аргументом в защите сербами собственных прав и привилегий в Австрийской империи. Так историческое сознание австрийских сербов в XVIII веке стало основой для формирования национальной идентичности.
Во втором параграфе представлен образ прошлого сербского государства, возникающего при рассмотрении трех тем: "обретение родины", "золотой век", "сербская катастрофа". Было отмечено, что, несмотря на значительное совпадение позиций Ф.-К. Пеячевича и православных сербских историков при отборе и трактовке исторических фактов, основное различие - это концепция "Истории Сербии", идея абсолютной принадлежности сербских правителей (Неманичей и деспотов) к Римской церкви. Формальный характер представленной историком аргументации отличается явной "атянутостью": Ф.-К. Пеячевич ошибочно полагает, что "католичность" правителя демонстрируют такие факты, как принятие короны от папы римского, переписка с ним, женитьба на католичке, отношение католиков к сербскому правителю как к "брату по вере", внешнеполитические соглашения сербского правителя с неким союзником-католиком.
Однако более принципиальным отличием Ф.-К. Пеячевича от сербских православных историков является его меньшая национальная ангажированность как историка, проявляющаяся в трактовке ключевых концептов этнонационалистической версии прошлого: темы расширения территории сербского государства, образов правителей и "национальных героев" Сербии. В отличие от православных авторов, Ф.-К. Пеячевич, описывает перечисленные моменты подчеркнуто безэмоционально, формально, избегая однозначных оценок, в индифферентно-небрежном тоне.
В третьем параграфе были рассмотрены некоторые актуальные для Ф.-К. Пеячевича и сербских православных историков сюжеты: крещение сербов, образ св. Саввы и представления об отношениях сербской церкви с Римом и Константинополем.
В большинстве случаев в сути и трактовке излагаемых событий разногласия не отмечались: объем и смысл информации - одинаковы, представления о враждебности Константинопольской патриархии и ценности сербской независимой церкви также характерны для всех авторов. Основное различие между православными и католическими авторами состоит в отношении к Римской курии и ее деятельности в Сербии (в частности, спор о рукоположении св. Саввы и его отношениях с Римом). У сербских авторов, несмотря на ощущение враждебности католической церкви, она все же остается в сербской истории антагонистом второго плана (на первом месте - Константинополь). А в "Истории Сербии" рисуется иной образ Рима, настроенного по отношению к сербам доброжелательно и благосклонно.
Анализ "Истории Сербии" показал, что историк-иезуит в аргументации своей концепции ("все сербские правители - католики") опирался на важные элементы исторического и общественного сознания австрийских сербов: концепт традиции, актуализирующийся в обществах на переходном этапе развития и культ государственно-политической истории Сербии, связанной с династией Неманичей.
В четвертом параграфе в результате анализа идеологии исторических воззрений Ф.-К. Пеячевича и сербских православных историков делается вывод о специфическом характере "Истории Сербии" в этом аспекте. Наряду с доминированием эрудитской церковной традиции, в трактате присутствуют значительные элементы "этно-мифологического" историописания, которые и позволили автору создать конфессионально-ангажированное произведение, призванное влиять на сербское общественное сознание. Однако половинчатое следование этим канонам отрицательно сказалось на восприятии сочинения его адресатом: латинский язык, большой объем, перегруженность текста цитатами - все эти черты эрудитских исторических текстов - оттолкнули потенциального читателя.
Основную часть пятого параграфа составляет анализ этнографических представлений (вопрос о критериях сербской этнической идентичности) и этнических стереотипов сербов, болгар, русских, турок, венгров и греков. В результате констатируется меньшая национальная ориентированность "Истории Сербии" в сравнении с сочинениями православных историков (особенно Й. Раича), что проявилось, в первую очередь, в этнических характеристиках сербского и соседних народов. Одновременно с этим для Ф.-К. Пеячевича чрезвычайно актуальны были представления о южнославянской общности, в основе которой, по его мнению, находилось не этническое родство (как считают православные сербы), а "общая историческая судьба", проявившаяся, в частности, в единой изначальной принадлежности болгар, сербов и хорватов к католической церкви. Отмеченная особенность взглядов историка-иезуита соответствует специфике развития хорватского этнического самосознания в конце XVIII в., начавшего свое развитие в рамках идей югославизма. Однако отсутствие в тексте Ф.-К. Пеячевича идеологических постулатов иллиризма и панхорватизма не позволяет полностью причислить авторов к хорватской элите, формировавшей идейную основу для хорватского национального объединения.
В Заключении подведены основные итоги исследования и сформулированы положения, выносимые на защиту.
Отмечается слабая выраженность этнического/национального концепта болгарами-католиками в трактовке сюжетов болгарского и сербского прошлого в сравнении с представлениями болгарских и сербских авторов. Эта тенденция особенно отчетливо проявляется в отсутствии ярких этнических стереотипов, в формальном и "бледном" рассмотрении таких важных для этнонационалистической версии прошлого вопросов, как представление о славянской прародине и территориальном расширении сербского и болгарского средневекового государства и др.
При сравнении взглядов болгар-католиков между собой очевидно принципиальное отличие позиции Ф.-К. Пеячевича. Его трактат "История Сербии" содержит значительное количество элементов этнонационалистической версии прошлого, что сближает его с сочинениями Паисия и Й. Раича, авторами произведений, оказавших огромное влияние на формирование национального самосознания болгарского и сербского народов. Указанная особенность сочинения Ф.-К. Пеячевича находит свое отражение, во-первых, в представлении четкой мифологической канвы исторического повествования "золотой век" - "национальная катастрофа" - современное положение. Во-вторых - в созданной им оригинальной концепции исторического развития болгарского и сербского христианства в средние века с четкой и однозначной оценкой событий и ярко выраженным конъюнктурным характером. Кроме этого, близость сочинения историка-иезуита к трудам православных авторов выражается и в способах подачи исторического материала (гипотетические построения, "удревнение" институтов национального значения, особенности композиции и др.). В-четвертых, присутствие в тексте "Истории Сербии" более или менее определенных представлений об этнодифференцирующих признаках (язык, обычай и др.), а также проявление симпатии к сербам и южным славянам в целом (что особенно отличает его от трудов П. Богдана и Б. Клайнера, не раз дававших отрицательные характеристики "болгарам") также свидетельствуют о присутствии в мировоззрении Ф.-К. Пеячевича этнического концепта.
Анализ "Истории Сербии" подводит к выводу о том, что это сочинение по замыслу автора должно было сыграть определяющую роль в возникновении и развитии сербо-католического сообщества, в этническом самосознании которого конфессиональный и этнический компоненты находились бы в тесной взаимосвязи, подобно тому, как это было в сознании православных сербов в XVII-XVIII вв. Попытка Ф.-К. Пеяче-вича "создать" некий этноконфессиональный общественный организм, путем предъявления ему "собственной" истории, рассказывающей о его сербо-католическом "славном прошлом" сближает автора с "будителями" эпохи национального Возрождения. На данный момент можно говорить о провале этого проекта Ф.-К. Пеячевича, причины чего кроются не только в труднодоступности "Истории Сербии" для широкой читательской аудитории (латинский язык сочинения, его огромный объем и т. д.), но и в несвоевременности самого издания. Написанный в 1775-1776 гг., в период общественных брожений и неопределенности дальнейшего политического и этнокультурного существования австрийских сербов, трактат Ф.-К. Пеячевича был опубликован гораздо позже, в самом конце XVIII в., уже по вступлении в действие "Декларатория" (1779 г.), патента о веротерпимости (1781 г.) и проведения Темишварского собора (1790 г.), определивших доминанты дальнейшего развития сербского общества (курс на более активное внедрение и инкорпорацию сербов в политическую, экономическую и культурную систему Австрийской империи, постепенный отход конфессиональной составляющей в самоопределении сербов на второе место). Неадекватность "Истории Сербии" новому повороту в судьбе австрийских сербов, естественно, сказались и на восприятии сочинения основным адресатом - равнодушное молчание. Тем не менее, трактат Ф.-К. Пеячевича, безусловно, является важным памятником общественного сознания австрийских сербов второй половины XVIII в.
Отсутствие интереса Ф.-К. Пеячевича, потомка болгар-католи-ков, к истории "своего" народа, признаки его сербской идентичности, незнание реалий существования болгаро-католической церкви в XVII-XVIII вв. - все это свидетельствует о процессе быстрой ассимиляции потомков болгар-католиков, проживавших вне диаспоры, вне своего этноконфессионального сообщества.
Иная ситуация сложилась в среде болгар-католиков, бежавших в Трансильванию, Банат и Валахию. В качестве предварительной гипотезы в диссертации выдвигается следующая картина развития этнического сознания болгар-католиков. Во время пребывания в Болгарии собственно этнический компонент болгаро-католической материальной и духовной культуры, по-видимому, находился в неразвитом, подавленном состоянии (в значительной степени по причине культурной изолированности болгар-католиков от основного массива этнического сообщества). В этой связи в очередной раз следует подчеркнуть слабую выраженность этнического концепта в исторических представлениях софийского епископа XVII в.П. Богдана.
Однако после Чипровецкого восстания находившиеся в эмиграции болгары-католики оказались уже не в иноконфессиональном (православном), но в католическом окружении, а также в сфере влияния южнославянской католической культуры, что в условиях диаспоры способствовало актуализации их этнической идентичности. Немаловажное значение в этом процессе сыграли привилегии, данные Габсбургами переселенцам ("сommunitas Bulgarorum…", "natio bulgara"), не только создавшие благоприятные для них социально-экономические условия, но и поддержавшие их групповое самосознание, в котором собственно этнический компонент выходит на первый план и становится основой сохранения данной общности вне Болгарии вплоть до XX в. Проявлением этой тенденции следует считать возникновение нескольких исторических трудов в этой среде, в том числе и "Истории Болгарии" Б. Клайнера, чьими читателями впервые в исторической мысли болгар-католиков стали сами болгары-католики (скорее всего элита этой общности).
Меньшая по сравнению с православными авторами, но большая по сравнению с П. Богданом, национальная ориентированность самого текста "Истории Болгарии" объясняется рядом причин: начальным этапом развития собственно болгарского самосознания болгаро-католи-ческой общности в эмиграции, а также законами и особенностями эрудитской церковной историографии, служившей примером для подражания Б. Клайнеру. Кроме этого, важно подчеркнуть, что "История Болгарии" являлась органичной частью составного труда "Архива" Болгарской францисканской кустодии, повествующего об истории францисканства на территории Болгарии и Валахии и адресованного, в конце концов, именно Римской курии.
Таким образом, проведенный анализ исторических представлений болгар-католиков не подтверждает общепринятое в болгарской историографии мнение о высоком уровне национального самосознания у представителей болгаро-католической интеллигенции в XVII-XVIII вв.
Вывод о разнородности исторических сочинений болгар-като-ликов ставит под сомнение тезис болгарской историографии об единой "чипровецкой литературной школе" и целостном характере культуры болгар-католиков в эмиграции, чье развитие в действительности в значительной степени было ограничено рамками католического универсализма, еще сохранявшего в XV в. свои активные позиции.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
По "Перечню ведущих рецензируемых научных журналов и изданий" ВАК РФ: 1. В поисках своего прошлого: исторические представления болгар-католиков XVIII в. // Славяноведение. 2007. № 5. С. 90-102. 2. "История Сербии" Ф.-К. Пеячевича в контексте формирования национального самосознания у австрийских сербов в конце XVIII в. // Проблемы этнической истории Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы в Новое и Новейшее время. Сборник научных трудов. Воронеж, 2005. С. 131-137. 3. "История Сербии" Франциска Ксаверия Пеячевича в общественной жизни и церковной истории сербского населения монархии Габсбургов в XVIII в. // Проблемы славяноведения в трудах молодых ученых. М., 2006. С. 42-58. 4. Этноним Серблы/Servi в исторических сочинениях австрийских сербов второй половины XVIII в. // Культура сквозь призму идентичности. М. "Индрик". 2006. С. 118-125. 5. Образ Кирилла и Мефодия в исторической мысли южных славян-католиков (XVII в.) // Раннее средневековье глазами позднего и раннего Нового времени (Центральная, Восточная и Юго-Восточная Европа). М., 2006. С. 96-97.
Ссылки:
1. Дуйчев И. Прояви на народностно самосъзнание у нас през 17 в. // Македонски преглед,1942. Кн. 2. С. 26-52; Георгиева Ц. Содержание и функции этнонима "болгары" в условиях османского владычества // Bulgarian Historical Review, 1983, № 2. С. 52; Вечева Е. Българската католическа интелигенция през XVII в. // 300 години Чипровско въстание. София, 1988. С. 126; Вечева Е. Католическата църква и българската народност XVI-XVIII вв. // България 1300. Институции и държавна традиция. Т. II. София, 1988. С. 436; Радкова Р. Националното самосъзнание на българите през XVIII и XIX век // Българската нация през Възраждането. Т. II. София, 1989. С. 188-192; Макарова И.Ф. Болгарский народ в XV-XVIII вв. М., 2005. С. 161.
2. Дуйчев И. Софийската католическа архиепископия през XVIII в. София, 1939; Он же. Два исторически опита на архиепископа П. Богдана Бакшева // Родина, 1939. Ч. I. Кн. 3. С. 162-163.
3. Документи за католическата дейност в България през 17 в. София, 1993.
4. Клайнер Б. История на България от 1761 г. София, 1977; Клайнер Б. Хрониката на българското францисканство (XIV-XVIII вв.) София, 1999.
5. Franc. Xav.Pejacsevich. Historia Serviae seu colloquia XIIIde Statu Regni et religionis Serviae ab exordio ad finem sive a saeculo VII ad XV. Colocae MDCCXCIX.
6. Пейчев Б. Съчиненията на Пеячевичи и Кр. Пейкич // Чипровци. 1688-1968.София, 1971. С. 101-104.
7. Radojcic N. Istoria Srbije Franje Ksavera barona Pejazevisa // Razprave znanstveno drustva za humanisticne vede. Ljubljana, 1930. № 5-6. P. 253-301.
8. Антология на българската философска мисъл.София, 1973.Т. 1. С. 13-150; История на философската мисъл в България. Т. 1. София, 1970; Пейчев Б. Съчиненията... С. 101-104.
9. Паисий Хилендарски. Славянобългарска история. София, 1981; Спиридон. История во кратце о болгарском народе славенском. Стъкми за издание В. Златарски. София, 1900; Иванов Й. Български старини из Македония. София, 1970; Раjи? J. Исторiя разных славенских народов наипаче болгар, хорватов и сербов. Вiенна, 1794, 1795. Ч. I-IV; Шафарик Я. Србскiй летописац из почетка XVI-г. столетия // Гласник друштва србске словесности. Св. V. Београд, 1853; Jулинац П. Краткоjе введениjе в историjу происхождениjа славенеосербского народа. Београд, 1981; Новаковић Р. Бранковићев Летопис. Београд, 1960. Посебна издања САН. Књ. CCCXXXIX. Одељење друштвених наука. Књ. 35.
10. Димитров Б. Петър Богдан Бакшев:български политик и историк от XVII в. София, 1985.
11. Radojsic N. Istoria Srbije Franje Ksavera barona Pejasevica // Razprave znanstveno drustva za humanisticne vede. Ljubljana, 1930. № 5-6. P. 253-301.
12. Телбизов К. Чипровската книжовна школа (Обзорен библиографски опис) // Литературна мисъл. София, 1981. № 6. С. 121-127.
13. Бехиньова В. Барокът и литературата на българските католици // Литературна мисъл. София, 1975. № 2. С. 84, 97.
14. Станчев К. Литературата на българите-католици през 17-18 в. // Литературна мисъл, 1981, № 3. С. 5, 10.
15. История на философската мисъл…С. 119; Георгиев Е. Австрия и проблемата за барока в българската литература // Wiener Slavistiches Jahrbuch. Wien, 1972. № 17. P. 86; Бехиньова В. Барокови черти на българската възрожденска историография // Литературна мисъл. София, 1969. № 3. С. 119; Бехиньова В. Барокът … С. 83-84; Дубовик О.А. Развитие исторической мысли в Болгарии в XVII-XVIII вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Москва, 1992. С. 9, 17; Георгиев Е. Българската литература в общоевропейския контекст. София, 1984, С. 139; Георгиев Е. Барок в българската литература // Литературна мисъл. София, 1971. № 6, С. 47;
16. Динеков П. Българската литература през XVII в. // Литературна история. 1977, № 1. С. 8, 14.
17. Dimitrov B. La storiografia cattolica bulgara nei secc.XVI-XVIII // Relazioni storiche e culturali fra Italia e la Bulgaria. Napoli, 1982. Р 199-200.
18. Шнирельман В.А. Мифы диаспоры // Диаспоры. М., 1999, № 2-3. С. 6-33; Шнирельман В.А. Ценность прошлого: этноцентристские исторические мифы, идентичность и этнополитика // Реальность этнических мифов. Московский центр Карнеги. Вып. 3. М., 2000. С. 12-33; Smith A. The Golden Age and National Revival // Myths and Nationhood. L., 1997. P. 36-59. Makolkin A. Name, Heroe, Icon. Semiotics of Nationalism through Heroic Biography. N.Y., 1992; Cultural Memory and the Construction of Identity. Wayne. 1999; Myth and Memory in the Construction of Community. N.Y., 2002.
19. Термин введен Дж. Броджи-Беркофф для характеристики направления в западноевропейской и славянской историографии XVI-XVIII вв. // Brogi-Bercoff G. ?historiographie croate du XVII siecle: de? opus oratorium a la recherche documentaire // Barocco in Italia e nes paesi slavi del Sud. Firenze, 1983.; Броджи-Беркофф Дж. "История во кратце" иеросхимонаха Спиридона: опыт исследования в контексте европейской историографии XVII в. // Славяне и их соседи. Греческий и славянский мир в средние века и раннее новое время. Вып. 6. М., 1996. и др. работы этого же автора.
|
Бондарев Никита Викторович
Московский период в биографии Иосипа Броза Тито: через коминтерновские структуры к руководству КПЮ (1935-1936)
Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ
Постановка проблемы
Тема исследования связана с деятельностью крупного исторического деятеля ХХ в., многолетнего руководителя Югославии, неординарного политического и идейного лидера югославянских народов Иосипа Броза Тито. Безусловно, он являлся одной из тех личностей, которые влияли на ход истории в XX веке, да и сегодня наследие И. Броз Тито продолжает воздействовать на политические процессы и человеческие судьбы, прежде всего на Балканах, отчасти - в странах "третьего мира", сохраняющих верность движению неприсоединения. С точки зрения становления мировоззрения и системы политических убеждений, выработки практических навыков партийной и идеологической работы будущего лидера югославских коммунистов и одного из строителей социалистической Югославии, значительную важность представляет изучение так называемого московского периода в биографии И. Броз Тито. Несмотря на то, что проведенные в Москве годы (1935-1936) во многом повлияли на формирование партийной и политической линии, реализовывавшейся югославскими коммунистами в годы Второй мировой войны и в период первых лет строительства независимого социалистического государства, московский период является одним из наименее изученных этапов в биографии И. Броз Тито. Это относится и к югославской и, в еще большей степени, к отечественной исторической науке. Как правило, исследователи ограничиваются констатацией двух фактов: что, во-первых, И. Броз Тито являлся референтом сначала Балканского секретариата Коминтерна, а затем югославского Партпредставительства; и во-вторых, участвовал в VII конгрессе Коминтерна и вошел в состав Исполкома КИ.
А между тем, необходимо иметь в виду, что, прибыв в Советский Союз фактически в качестве рядового партийца (хотя он и был перед отъездом номинально введен в состав Политбюро ЦК КПЮ), И. Броз Тито возвратился на родину членом узкого партийного руководства, наделенным особыми полномочиями, и ставшим, по мнению некоторых исследователей, вторым человеком в партии после секретаря КПЮ Милана Горкича. Знакомство с управленческой практикой советской системы и погружение в партийную аппаратную среду, дали ему не только практические ориентиры для руководящей работы, но и сформировали тот комплекс "притяжения-отталкивания", который характеризует феномен конфликта Тито со Сталиным. Многое не только в личных отношениях двух лидеров - Сталина и Тито, но в отношениях двух партий и двух государств в 40-50-е гг. ХХ в., в значительной степени было обусловлено обстоятельствами жизни И. Броз Тито в Советском Союзе в рассматриваемый период и характером его работы и контактов в Исполкоме Коминтерна, его окружением, сложившимися связями и идейными стереотипами, усвоенными именно в эти годы.
Проведение на основе документальных источников детальной реконструкции разных сторон жизни И. Броз Тито в СССР в 1935-36 гг. открывает возможность установить причины и более глубоко проанализировать обстоятельства, выдвинувшие его на первый план коммунистического движения на Балканах, а также деятельность в качестве главы партии и государства в дальнейшем.
Актуальность исследования
Научная актуальность работы обусловлена тем, что, по объективным причинам данная тема в течение многих лет оставалась вне поля зрения югославской и российской исторической науки. При жизни И. Броза Тито любые исследования, так или иначе затрагивающие его биографию, были возможны только с разрешения руководства страны и должны были соотноситься с текущим политическим курсом; фактически существовала "канонизированная" версия его жизнеописания. Смерть И. Броз Тито в 1980 г. и кризис созданной им государственной системы, привели к появлению большого количества публикаций о его жизни и деятельности, однако труды профессиональных историков в эти годы были заслонены претендующими на сенсационность откровениями журналистов, публицистов и других, не имеющих отношения к науке, лиц, вплоть до медиумов и астрологов. Последующий распад Югославии и вооруженные конфликты в бывших союзных республиках переместили биографию И. Броз Тито в область интересов сторонников "теории заговоров", видевших в И. Броз Тито одного из главных героев "закулисной" истории ХХ века. Плачевное положение, в котором в те годы находилась югославская академическая наука, лишало серьезных исследователей возможности что-либо противопоставить подобного рода публикациям. В последние годы произошло оживление внимания научной общественности к личности И. Броза Тито. Связано это с несколькими обстоятельствами. Во-первых, распад федерации, политическая и экономическая нестабильность постюгославского пространства обусловили интерес к многолетнему лидеру, к "твердой руке", удерживавшей многонациональную страну в равновесии на протяжении сорока лет. Во-вторых, стали доступными некогда закрытые архивные фонды. Так, в октябре 2006 г. в белградском Архиве Сербии и Черногории прошла выставка архивных документов и международная конференция "Сталин - Тито". И в Сербии, и в России, однако, по рассматриваемой теме не создано пока монографических исследований, которые соответствовали бы научным задачам освоения и осмысления всего того обширного документального фонда, который открылся в нашей стране и в странах бывшей Югославии для исследовательской работы.
Объективное изучение московского периода на основе тщательного и системного исследования архивных материалов, в первую очередь фонда Коминтерна, личных фондов соратников И. Броз Тито, нового прочтения и переосмысления его работ этого периода, необходимы для исследования деятельности югославского руководителя и истории социалистического движения на Балканах. Эти обстоятельства определяют актуальность и востребованность работы о московском периоде в жизни И. Броз Тито.
Основные цели и задачи исследования
Целью исследования является всестороннее изучение периода пребывания И. Броз Тито в Москве в 1935-1936 гг. Для достижения цели исследования были поставлены следующие задачи:
- провести сравнительный анализ официальных биографий И. Броз Тито, прежде всего, в части освещения московского периода;
- исследовать влияние, которое оказывали советские реалии, и в первую очередь обстановка, сложившаяся в Коминтерне, на формирование И. Броз Тито как партийного функционера и политика;
- исследовать дискуссионные моменты в освещении московского периода в биографии И. Броз Тито, в том числе характеризующие его сотрудничество с советскими органами государственной безопасности;
- выявить неточности, упущения и фальсификации в историографии исследуемой проблемы;
- ввести в научный оборот новые источники по теме исследования.
Методология исследования
Цели и задачи исследования определили и используемые теоретико-методологические подходы, тот инструментарий, с помощью которого раскрывается обозначенная тема. Диссертация написана в соответствии с базовыми принципами исторического исследования - историзма, научной объективности, развития (изучения действительности как изменяющейся и развивающейся) и системности (изучения исторического явления как системы со своей внутренней структурой, типологией и динамикой). Применение общенаучных и конкретных методов исследования (анализ, синтез, компаративизм) сочетается с универсальными принципами исследовательской этики (добросовестность и непредвзятость). При исследовании судьбы отдельной личности или поколения важен биографический метод. Поэтому в работе по отношению к жизненному пути И. Броз Тито и его соратников применялись соответствующие данному методу приемы: хронологическая реконструкция, психологический портрет, параллельное исследование биографий и пр.
Хронологические рамки исследования
Диссертация охватывает период с февраля 1935 по сентябрь 1936 гг. В феврале 1935 г. Иосип Броз Тито прибывает в СССР, по официальной версии - для исполнения обязанностей референта в Балканском Лендерсекретариате Исполкома Коминтерна. С октября того же года по август 1936 г. Иосип Броз официально числится референтом югославского Партпредставительства и приписан к секретариату Вильгельма Пика. В конце сентября 1936 г. Иосип Броз Тито покидает Советский Союз. Поскольку Тито в тридцатые годы посещал СССР еще раз, в конце 1938 - начале 1939 гг., многие исследователи объединяют эти два визита и рассматривают их в рамках единой, "советской", парадигмы. Такой подход отнюдь не безупречен, поскольку в эти два периода Иосип Броз находился в нашей стране в совершенно различных качествах. В первый приезд он - кадровый сотрудник КИ, во второй - объект расследования ошибок руководства КПЮ, фракционер, раскольник, потенциальный враг Коминтерна и советского государства.
Также необходимо учитывать принципиальную важность для биографии Тито достаточно самостоятельного полуторагодичного периода между двумя его визитами в СССР, когда он участвует в попытках создания Оперативного руководства КПЮ, ведет нелегальную работу на территории Югославии, участвует в переезде ЦК партии во Францию. В Париже Тито обеспечивает переправку добровольцев в Испанию, находясь, по всей видимости, в распоряжении европейской резидентуры ОГПУ, возможно несколько раз сам выезжает к театру боевых действий. Это происходит на фоне усиливающейся конфронтации Тито и Горкича, неуклонной деградации оторванного от страны руководства партии, фракционных конфликтов внутри КПЮ. Все эти события заслуживают отдельного детального исследования. В связи с этим 1935-1936 гг. предстают как вполне законченный временный период, заслуживающий стать объектом самостоятельного изучения.
Степень научной разработанности проблемы
В работе над диссертацией автор опирался на существующую историографическую базу, которую составляют работы югославских и отечественных ученых. База исследования достаточно ограничена, что не объясняется сложным характером проблемы, избранной в качестве темы исследования, и исторической спецификой ее изучения. Количество работ, посвященных И. Броз Тито, не поддается точному исчислению. Югославский исследователь П. Симич, например, говорит о 950 книгах, и это отнюдь не самая большая из называемых цифр . Но количество биографической и исследовательской литературы существенно уменьшается, если вести речь о работах, написанных на серьезном научном уровне.
Можно выделить несколько периодов в изучении биографии И. Броз Тито: прижизненные исследования - 1953-1980 гг.; первые попытки ревизии - 1981-1985 гг.; уменьшение исследовательского интереса, изначально вызванное кризисом политической системы и упадком в экономике, усугубившееся затем развалом СФРЮ и последовавшими вооруженными конфликтами - 1986-2001 гг.; новая волна интереса исследователей, обусловленная как политическими изменениями на Балканах, так и появлением новых документальных материалов, ранее не доступных для ученых, - с 2002 г. по настоящее время.
Изучение "московского" периода биографии Тито связано прежде всего с именами югославских авторов В. Дедиера и П. Дамьяновича. Первой биографией Иосипа Броза принято считать книгу В. Дедиера "Материалы к биографии товарища Тито", выпущенную в 1953 г. . При её написании для Дедиера практически не существовало закрытых тем, на него работали все справочные и специальные службы Югославии, ему были доступны любые архивные фонды. В. Дедиер имел возможности, о которых любой другой биограф мог только мечтать. В результате появилась работа, значение которой трудно переоценить и которая активно цитировалась другими биографами. В 1980 г. В. Дедиер опубликовал исправленный и дополненный вариант книги, под названием "Новые материалы к биографии Иосипа Броза Тито" . Годом позже вышел второй том "Новых материалов", вызвавший огромный общественный резонанс . Это издание целиком и полностью состояло из материалов, собранных В. Дедиером и его добровольными помощниками за тридцать лет, прошедших с публикации его первой работы. Книга содержала, в частности, ряд уникальных материалов, связанных с пребыванием Тито в СССР. В. Дедиер заложил идеологические параметры освещения жизненного пути Тито, практически ввел в научный оборот основной фактический и документальный массив, который позднейшие исследователи уже мало чем могли дополнить - как в силу закрытости ряда фондов, так б в силу широты представленной в работе проблематики. Именно после фундаментальных трудов Дедиера, стало возможным говорить о "титоистике", как о специальном направлении в истории современной Югославии, которое в центре внимания имеет личность и жизнедеятельность Иосипа Броза Тито, рассматриваемую в контексте эпохи и окружения, на основе изучения документов и исторических обстоятельств. При всех достоинствах публикаций этого ученого нельзя не отметить и некоторые слабые стороны монографии. В первую очередь, это несомненная внутренняя цензура исследователя и публикатора, политкорректность в рамках господствующей идеологии.
С конца 80-х гг. ХХ в. интерес к личности Иосипа Броза Тито пошел на убыль, а кончина В. Дедиера в начале 90-х гг. сделала невозможным продолжение его проекта. Ослабление интереса к изучению истории КПЮ и личности ее руководителя в последнем десятилетии прошлого века связан общеполитическими процессами в стране - переходом к многопартийной системе, распадом федерации, межнациональными столкновениями и иностранным вмешательством в события на Балканах.
В работах видного ученого П. Дамьяновича политика и наука переплелись столь же тесно. Профессор Дамьянович - главный и ответственный редактор Собрания сочинений Тито, автор нескольких монографий о нем . П. Дамьяновичу блестяще удавалось объединять восхваления "великого вождя народов Югославии" со скрупулезными научными исследованиями, наиболее сильной стороной которых была работа с текстами И. Броз Тито, прекрасное знание литературы и периодики этого периода. От главного редактора Собрания сочинений Тито требовались именно такие качества, так что появление П. Дамьяновича на этом ответственном посту вполне закономерно. Дамьянович, в отличие от В. Дедиера, приоритеты которого находились в сфере научной репрезентации материалов, создал общепризнанную и общедоступную версию биографии югославского лидера. Смерть И. Броз Тито в 1980 г. положила конец периоду в титоистике, обозначенному в диссертации как "прижизненный". За годы лидерства И. Броз Тито в Югославии неоднократно менялись идеологические векторы, претерпевал определенные изменения экономический строй и система власти в целом, менялось отношение к СССР и советскому руководству, менялась и интерпретация событий московского периода в биографии И. Броз Тито. Однако источниковая база, находившаяся в основе всех публикаций, так или иначе связанных с пребыванием И. Броз Тито в СССР, оставалась практически неизмен-ной с 1953 по 1980 годы и основывалась на наработках В. Дедиера и П. Дамьяновича. Документальную базу исследований этого периода составляли, в первую очередь, работы И. Броз Тито и его соратников по КПЮ, материалы общего характера по истории рабочего и социалистического движения в Королевстве СХС, а затем ФНРЮ и СФРЮ, партийные документы и постановления, материалы о роли КПЮ в годы Второй мировой войны и т. д. Конкретных же документальных материалов и свидетельств, относящихся к московскому периоду биографии Тито, было крайне мало. Приходилось полагаться на пересказ или констатации В. Дедиера и П. Дамьяновича.
После смерти И. Броз Тито начинается новый период в титоистике, продлившийся до середины 80-х гг. ХХ в. Этот период в диссертации характеризуется как "ревизионистский". За годы вынужденного молчания у многих югославских ученых и публицистов накопились предположения, гипотезы и конкретные факты, которые при жизни И. Броз Тито просто не могли быть опубликованы. Наиболее значительные работы этого периода принадлежат словенскому ученому М. Бритовшеку, хорватскому исследователю И. Очаку, сербским ученым Б. Глигориевичу, У. Вуешевич, М. Йовановичу . Из изданий публицистического толка стоит отметить книгу журналиста В. Ценчича "Загадка Копинича", в которой впервые была предпринята попытка переосмысления многих фактов биографии Тито в свете свидетельств его соратника и, возможно, соперника, И. Копинича . В этих работах получили новое освещение конкретные факты югославской истории, роль отдельных личностей была переоценена, с новых мировоззренческих позиций рассматривался исторический контекст деятельности Тито в 20-30-е годы ХХ в., были введены в научный оборот новые архивные материалы о деятельности ОГПУ и НКВД как в СССР, так и на Балканах, об обстоятельствах репрессий против сербских коммунистов в 30-е годы.
В 90-е гг. ХХ в., после распада Югославии и окончательного крушения коммунистической идеологии, на первый план выходят работы таких авторов как М. Йокич и Н. Стоянович - астрологов, конспирологов, поборников "альтернативной истории", упоминание о которых вызвано только тем, что они пользовались широкой популярностью. Опровержением их "домыслов" вынуждены и сегодня заниматься серьезные специалисты.
Академическая наука Югославии в это время переживает глубокий кризис и не в состоянии ничего противопоставить этим авторам. На фоне общего, очень низкого уровня биографических публикаций о Тито в 90-е гг., выделяются работы журналиста П. Симича, среди которых наиболее значительные - "Тито агент Коминтерна" (1990 г.) и "Святой и мгла" (2001 г.). Не будучи профессиональным историком, П. Симич, однако, имел возможность работать во многих архивах, в том числе и в России, но предлагаемые им выводы часто весьма спорны, в силу отсутствия исторической подготовки и некритического подхода к источникам. Слабой стороной этого автора являются. и мировоззренческая предвзятость в отношении И. Броз Тито.
В Советском Союзе и России специальное биографическое исследование о Тито не издавалось никогда. То, что в советское время изучением жизненного пути Тито историки практически не занима-лись, связано как с конкретными особенностями его биографии, так и с состоянием отношений между обеими странами. Интерес к личности Тито после окончания Второй мировой войны был огромен, но работ, посвященных лично ему, в СССР до советско-югославского конфликта в 1948 г. опубликовано не было. После 1948 г. о И. Броз Тито стали говорить и писать, возможно, даже больше, но тональность публикаций была обусловлена политическим фактором. Расхожие эпитеты в прессе тех лет: "Тито - цепной пёс капитализма", "перебежчик и предатель", "палач югославянских народов", "Тито показал звериный оскал" и т. д. Такое отношение к югославскому лидеру продолжало оставаться господствующим вплоть до самого конца 50-х гг., несмотря на смерть И. Сталина в марте 1953 г. и восстановление контактов с Югославией по партийной и государственной линии (визит Н.С. Хрущева в Белград в 1955 г.). Показательный образец антититовской и антиюгославской риторики - сборник 1958 г. "Против современного ревизионизма" . Хотя работы по истории Югославии были разрешены и востребованы обществом, исследователям по-прежнему приходилось прибегать к всевозможным ухищрениям, чтобы не упоминать о И. Броз Тито позитивно даже там, где не сказать о нем было очень сложно. Такая тактика четко прослеживается, например, в научно-популярной работе В.Г. Карасева "Исторические связи народов Советского Союза и Югославии", изданной в 1957 г. . В ней периоду 30-х годов уделяется минимальное внимание и повествование не выходит за рамки стандартных текстов учебников.
После неоднократных "приливов" и "отливов" определенная стабилизации в отношениях Москвы и Белграда произошла в 1962 г. "Инстанциями" была одобрена и в спешном порядке издана двухтомная "История Югославии" под редакцией В.Г. Карасева, С.А. Ники-тина, Ю.В. Бромлея, И.С. Достян . Однако изложение событий в этой фундаментальной работе было доведено лишь до 1945 г., все конфликты 40-50-х гг. были предусмотрительно оставлены за скобками. Также в труде никак не упоминалась работа Иосипа Броза Тито в Коминтерне в 1935-1936 гг. Однако наметившемуся в советской титоистике перелому помешали события, связанные с "пражской весной" 1968 г. На несколько лет все публикации, связанные с югославской тематикой, были приостановлены.
Годы застоя в нашей стране стали годами расцвета советско-югославских отношений, как в экономике, так и в культуре и науке. Вполне адекватным видится в связи с этим название книги Ю.С. Гиренко, изданной в 1975 г. - "Советский Союз - Югославия: традиционная дружба, всестороннее сотрудничество" . Издаются десятки работ по новейшей истории Югославии, советско-югослав-ским связям, истории коммунистического движения в Югославии. К сожалению, среди огромного количества работ и публикаций по-прежнему отсутствуют исследования по интересующей нас теме.
Смерть И. Броз Тито в 1980 г. стала переломным моментом не только в югославской, но и в советской историографии. Практически одна за другой появляются работы М.М. Сумароковой, Д.А. Севьяна и Ю.С. Гиренко, хронологически относящиеся к теме нашего исследования . Но, к сожалению, ни для кого из этих авторов московский период И. Броз Тито не стал приоритетной темой, а рассматривался лишь как один из многих частных случаев пребывания югославских коммунистов в Советском Союзе. В годы советской перестройки личность Иосипа Броза Тито интересовала отечественных ученых и журналистов прежде всего в контексте "десталинизации" СССР: о Тито говорили и писали много, но занимал авторов прежде всего конфликт Тито и Сталина в 1948 г. и его последствия. На пике этого интереса была издана работа Ю.С. Гиренко "Сталин - Тито", наиболее подробное и детальное исследование об Иосипе Брозе, когда-либо публиковавшееся на русском языке . Автору удалось не просто систематизировать данные о причинах и последствиях разрыва Тито и Сталина, а прежде всего взглянуть на югославского лидера сквозь призму российско-югославских отношений. Хотя в работе используется большое количество материалов из отечественных и югославских архивов, главы, посвященные интересующему нас периоду, написаны в основном по материалам публикаций югославских авторов.
1990-е гг. в отечественной титоистике не отмечены новыми серьезными исследованиями. Связано это с тем, что в этот период лишь начинается неспешное рассекречивание архивных материалов, формируется новая источниковая база. По балканскому направлению деятельности Коминтерна и деятельности И. Броз Тито работ публиковалось крайне мало. Одно из немногих исключений - работа А.А. Улуняна, однако сфера его интересов - идеология КИ и реализация программ КИ на Балканах, причем, прежде всего в Болгарии и Греции .
Начало нового тысячелетия выглядит более обнадеживающим. В частности, Институтом славяноведения РАН издана монография А.С. Аникеева "Как Тито от Сталина ушел" . А.С. Аникеев серьезно анализирует последствия конфликта Тито и Сталина.
Таким образом, изучение историографии вопроса показывает, что тема диссертационного исследования до сегодняшнего дня не являлась предметом специального исследования ни в Югославии, ни в Советском Союзе и России.
Источниковая база исследования
Источниками для написания диссертационного исследования явились материалы различного характера: архивные документы на русском, сербско-хорватском и немецком языках из фондов ряда российских и зарубежных архивохранилищ, опубликованные сборники документов и материалов по истории КПЮ, ВКП(б), международного коммунистического движения; сборники трудов И. Броз Тито и других деятелей международного и югославского рабочего и коммунистического движения; опубликованные воспоминания и материалы эпистолярного характера; периодическая печать СССР и Югославии 30-х гг. XX в.
При написании работы основной источниковой базой послужили материалы Российского государственного архива социальной и политической истории (РГАСПИ) и Архива Сербии и Черногории (АСЧ). В РГАСПИ автором просмотрены фонды Балканского лендерсекретариата (БЛС) ИК КИ и югославского Партпредставительства при ИК, в частности, планы работы, протоколы заседаний, переписка с ЦК КПЮ. Также изучены фонды руководителей БЛС В. Пика и Г. Валецкого, личные дела югославских коммунистов М. Горкича, В. Чопича, И. Гржетича, Э. Карделя, К. Хорватина, Р. Чолаковича, Ф. Филиповича и самого Иосипа Броза. К сожалению, большая часть материалов из этих личных дел до сих пор не рассекречена. Автором также изучен большой корпус документов, связанных с VII конгрессом Коминтерна, прежде всего материалами организационного характера (списки получивших пропуски различных уровней секретности, протоколы заседаний мандатных комиссий и т. д.).
В АСЧ автором изучены фонды ЦК КПЮ, в частности, протоколы заседаний Политбюро, переписка ЦК с представительством в Москве и низовыми ячейками партии в Югославии. Также в Белграде находятся протоколы заседаний югославской делегации на VII конгрессе Коминтерна. В работе использованы личные фонды югославских коммунистов, находившихся в СССР в 1935-1936 гг. - Б. Масларича, К. Мразовича, В. Беговича, И. Марича, М. Радовано-вича. Мемуары этих деятелей международного рабочего движения являются уникальным источником, дающим представление о повседневной жизни и работе иностранных коммунистов в Советском Союзе, контактах различных советских учреждений с политическими эмигрантами и др.
Среди опубликованных документов наибольшее значение для нашего исследования имеет Полное собрание сочинений (ПСС) Иосипа Броза Тито. Автором изучался, прежде всего, третий том ПСС, охватывающий период с марта 1935 по ноябрь 1937 гг. Также в работе использовались сборники документов по истории Коминтерна, прежде всего "Коминтерн и идея мировой революции" и "Политбюро и Коминтерн (1919-1943)" . Материалы сборников знакомят с работой военных курсов при ИК КИ, с мероприятиями против проникновения шпионов и диверсантов в СССР через аппарат Коминтерна и др. Важным подспорьем в работе стал справочник "Организационная структура Коминтерна (1919--1943)" , в частности, именно оттуда почерпнута большая часть сведений об истинном характере деятельности Отдела кадров Коминтерна.
При написании диссертации использовалась мемуарная литература: воспоминания М. Бубер-Нейман "Мировая революция и сталинский режим", А. Куусинен "Господь низвергает своих ангелов", а также книга В.И. Пятницкого "Осип Пятницкий и Коминтерн на весах истории" .
Доступная диссертанту источниковая база позволяет существенно расширить документальную основу нашего представления об эпохе 30-х годов, о практике работы управленческих структур Коминтерна и, в частности, балканского секретариата, позволяет уточнить степень личного участия И. Броз Тито в работе Коминтерна и югославских партийных структур, создать достоверное представление о пребывании Тито в 1935-1936 гг. в Москве и других регионах СССР. Однако, остается целый ряд вопросов, осветить которые на доступном сегодня круге источников не представляется возможным. Для полной ясности необходим доступ к фондам российских спецслужб (ФСБ, ГРУ) и Архива Президента РФ. Однако в целом привлеченные нами документы и материалы составляют достаточную источниковую базу, позволяющую решить поставленные исследовательские задачи.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Структура диссертации обусловлена поставленной целью и задачами. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
Во введении обосновываются постановка проблемы, актуальность темы, хронологические рамки работы, охарактеризована методология работы, а также представлены обзор состояния научной разработанности темы, источниковая база исследования, научная новизна и практическая значимость темы.
В первой главе "Основные вехи партийной биографии Иосипа Броза Тито" дается краткий очерк его биографии и рассматривается ситуация, сложившаяся в КПЮ к середине 30-х гг. ХХ в. В первом параграфе анализируется анкета делегата VII Конгресса КИ будущего лидера Югославии. Это позволяет приблизить биографический очерк к контексту деятельности И. Броз Тито в Коминтерне, сосредоточиться на наиболее принципиальных моментах в его биографии - национальном и социальном происхождении, партийном и трудовом стаже, пребывании в России в 1915-1920 гг., проследить, как складывалась карьера партийного функционера, включая преследования по закону за социалистическую пропаганду, тюремные заключения. Автор сопоставляет ранний период биографии Иосипа Броза с судьбами других югославских коммунистов, выявляет общие черты и особенности.
Во втором параграфе автор показывает влияние общественно-политических процессов на Балканах в 20-30-е гг. ХХ в. на жизнь и партийную карьеру И. Броз Тито. Если в последующем И. Броз Тито сам во многом определял лицо современной ему эпохи, то в изучаемый нами период он был одним из сотен политических диссидентов, преследовавшихся режимом, определявшимся в советской литературе как "монархо-фашистская диктатура". Данная глава носит преимущественно информативный характер, являясь своего рода фактической канвой, на которой основывается собственно исследовательская часть работы.
Вторая глава "Участие Иосипа Броза Тито в работе аппарата Коминтерна в 1935 г." посвящена его деятельности после приезда в Москву в январе 1935 г., его функциям, активности, занятости.
Первый параграф "Референт Балканского лендерсекретариата (январь - июнь 1935 г.)" рассматривает первые шесть месяцев деятельности И. Броз Тито в Коминтерне, когда, как утверждает официальная титоистика, он начал работать в качестве политического референта по Югославии. Однако обнаруженные автором диссертации архивные материалы свидетельствуют, что Иосип Броз ехал в Москву, не имея назначения на должность, что на тот момент не было ясности не только с личностью референта от КПЮ, но даже и со списком возможных претендентов на эту должность.
Исследование показывает, что содержащийся в литературе вывод о назначении И. Броза на должность референта БЛС по предложению ЦК КПЮ не подтверждается архивными материалами. Автором вносятся также коррективы в общепринятую датировку пребывания и деятельности Тито в Москве в рассматриваемый период. О начале полноценной трудовой деятельности Иосипа Броза в качестве референта Балканского лендерсекретариата можно говорить, лишь с июня 1935 г. Однако, как показывают выявленные документы, в июле и августе он был занят не столько вопросами, входящими в компетенцию референта (организация работы БЛС), сколько проблемами, связанными с подготовкой VII Конгресса Коминтерна. В целом в первые полгода пребывания в СССР И. Броз Тито находится на периферии партийной жизни, в тени других югославских лидеров.
Общий контекст документов этого периода вполне согласуется с тезисом автора о тесной связи Тито с коминтерновскими спецслужбами, прежде всего с Отделом кадров, в ведении которого, после отставки И. Пятницкого, оказалась большая часть вопросов, связанных с нелегальной работой, спецоперациями, партийным строительством (ранее курировавшиеся, соответственно, Отделом международной связи, Отделом партийного строительства и другими отделами). На основании документальных свидетельств автор показывает, что И. Броз Тито попал в поле зрения советской разведки еще в двадцатые годы, и "разработка" его продолжилась после приезда в Советский Союз. Характерно то, что прямая и явная связь И. Броз Тито с ОГПУ документально не прослеживается. Но Иосип Броз, безусловно, был связан с советскими спецслужбами: он дает характеристики на товарищей по партии, причем, не только сотрудникам Отдела кадров, но и установленным сотрудникам разведструктур; его вводят в состав югославской делегации на VII Конгрессе Коминтерна против воли партийного руководства - такое решение не могло не быть санкционировано советским службами, "опекавшими" политэмигрантов. Но в большинстве выявленных автором случаев речь идет об Отделе кадров ИК КИ, а не об организациях общегосударственного характера (ОГПУ, Разведупр РККА). Подтверждение в работе истинного характера деятельности Отдела кадров Коминтерна можно считать чрезвычайно важным. Хотя подлинные функции этой структуры были раскрыты в ряде публикаций последних лет, из которых наиболее значима монография "Организационная структура Коминтерна", а также в работах мемуарного характера, однако югославские ученые, занимающиеся вопросами пребывания югославских коммунистов в Советском Союзе, продолжают рассматривать этот важнейший отдел Коминтерна как инстанцию сугубо производственно-бюрократическую.
Второй параграф посвящен работе югославской делегации на VII Конгрессе Коминтерна (июль-сентябрь 1935 г.) и участию в нем И. Броз Тито. Эти события на первый взгляд, достаточно хорошо проработаны в литературе. Более детальное изучение, однако, выявило наличие белых пятен, которые исследователи, в массе своей, игнорируют.
Изученные материалы (дела мандатных комиссий, связанных с составом югославской делегации, протоколы заседаний югославской делегации и воспоминания некоторых участников VII Конгресса (И. Марича и М. Радовановича), посвященные собственно Конгрессу и др.) опровергают вывод большинства югославских историков об особой лидирующей роли И. Броз Тито в КПЮ уже с середины 30-х гг., о его стремительном карьерном росте, о высокой оценке его способностей руководством Коминтерна. Констатации югославскими историками активного участия И. Броз Тито в подготовке к Конгрессу и его бурной деятельности на посту секретаря делегации, равно как и заключение, что к лету 1935 г. он по уровню полномочий и авторитету стал вторым человеком в партии после М. Горкича, также не подтверждаются документами.
Проведенный в диссертации анализ источников свидетельствует: Иосипа Броза изначально не собирались включать в состав югославской делегации, товарищи по партии сделали это уже после начала Конгресса. Более того, М. Горкич и В. Чопич в принципе не считали необходимым присутствие И. Броз Тито на VII Конгрессе, пусть даже и в качестве гостя, предпочтя ему Р. Чолаковича, одного из рядовых сотрудников БЛС. Однако И. Броз Тито, судя по ряду архивных документов и воспоминаниям очевидцев, имел покровителей в Отделе кадров, которые и обеспечили ему присутствие на Конгрессе и членство в делегации. Очевидно, что эта инициатива должна была быть согласована с ИНО ОГПУ, курировавшим всех иностранных участников Конгресса.
Под большим вопросом оказывается и делегирование кандидатуры И. Броз Тито в Президиум ИК КИ в качестве полноправного члена. Вероятнее всего, его выдвижение стало результатом политики Исполкома Коминтерна, направленной на дискредитацию руководства КПЮ и предшествовавшей началу чисток в рядах коминтерновцев. Выявленные документы показывают, что "верхи" Коминтерна, контролировавшиеся представителем ВКП(б) Д.З. Мануильским, уже в то время взяли курс на устранение всего среднего звена КПЮ как "фракционеров" и "сектантов". Доверием Д. Мануильского и Г. Димитрова пользовался только руководитель партии М. Горкич и молодые партийцы - вчерашние комсомольцы. Тезис югославских биографов И. Броз Тито о том, что после окончания конгресса он возглавил югославскую делегацию для ознакомительной поездки по СССР, также не подтверждается.
По всем признакам, в июле - сентябре 1935 г., Иосип Броз являлся рядовым коминтерновским чиновником югославского происхождения. Если что-то и делает положение Иосипа Броза особенным, то это его все более и более крепнущие связи с "подводной частью коминтерновского айсберга", по выражению В.И. Пятницкого, иными словами, с подразделениями, ответственными за кадровую политику, нелегальные операции, связь с ОГПУ и Разведуправлением РККА. Именно неофициальной, не известной до настоящего времени части биографии И. Броз Тито посвящена третья глава данной работы.
В третьей главе, озаглавленной "В московском "подполье"", автор ищет ответ на вопрос - мог ли И. Броз Тито проходить обучение в каких-либо специальных учебных заведениях Коминтерна, в частности, на военно-политических курсах, известных также как "Партизанская академия"? Автор приходит к выводу, что это возможно: с одной стороны, в нашем распоряжении находятся документы, подтверждающие наличие в "Партизанской академии" югославских слушателей, хотя личные дела курсантов до сих пор засекречены. С другой стороны, в октябре 1935 г. имя И. Броза Тито практически исчезает из коминтерновского делопроизводства, к активной работе он возвращается только через 9 месяцев. А именно столько длился краткий курс "партизантики" на военно-политических курсах. Работники Коминтерна, занимавшиеся отбором слушателей для военно-политической школы, были заинтересованы именно в таких людях, как Иосип Броз: относительно молодых, но обладающих жизненным опытом, в том числе и военным; не вовлеченных в разного рода внутрипартийную фракционную деятельность; не замеченных в "уклонах", как левых, так и правых; имеющих способности к языкам; умеющих обращаться с техникой и оружием; не обремененных семьей. И, о чем не говорится ни в одном документе, но подразумевается самим характером предстоящей деятельности, - имеющих авантюрную жилку. И. Броз Тито идеально соответствует таким параметрам. Единственное, что не укладывается в эту схему, - жена и сын. Однако с женой он разводится именно осенью 1935 г., а его сын Жарко находится в это время в детском доме для детей сотрудников Коминтерна в г. Иваново.
Вся жизнь И. Броз Тито показывает, что он стремился к особому статусу и особой работе. Иосип Броз пытался выделиться из общей массы, по мере возможности - руководить и самостоятельно принимать решения. В 1914 г. такая жизненная позиция привела его в австро-венгерскую военную разведку. Исходя из личных качеств и склонностей И. Броза, мы полагаем, что в 1935-1936 гг. его должна была заинтересовать возможность усовершенствовать свои "военно-политические", т. е. диверсионные навыки. Весомым аргументом в пользу нашего предположения является и военная деятельность И. Броз Тито во время Второй мировой войны. В современной югославской литературе принято умалять заслуги И. Броз Тито как военачальника, что представляется нам не вполне оправданным. Ход боевых действий в 1941-1945 гг. показывает, что, хотя И. Броз Тито, действительно, не хватало широты стратегического мышления, разведывательная и диверсионная деятельность, а также агитация и пропаганда у титовских партизан находились на самом высоком уровне. Именно это, в конечном итоге, и предопределило победу Народно-освободительной армии Югославии не только над оккупантами, но и над партизанами-монархистами ("четниками") Д. Михайловича. Более того, прослеживается явное сходство между коминтерновскими рекомендациями по ведению партизанской войны, направлявшимися, например, в Польшу и Китай в конце 20-х - начале 30-х годов, и резолюциями Антифашистского веча народов Югославии (АВНОЮ) под председательством И. Броз Тито. Сам И. Броз Тито в автобиографических материалах, естественно, не говорит напрямую о том, что он проходил обучение на каких-либо военных курсах, однако пишет, например, о том, что в 1935-1936 гг. должен был "штудировать труды Фрунзе и Клаузевица". Подтверждения нашей гипотезе мы находим также в мемуарной литературе, например в вышеупомянутой книге В.И. Пятницкого, а также в найденных нами в АСЧ мемуарных записках других югославских коммунистов: В. Беговича и К. Мразовича.
В заключительном параграфе "Вопрос о новом руководстве СКЮ и отъезд из СССР (август - октябрь 1936 г.)" рассматриваются обстоятельства, сопутствовавшие отъезду И. Броз Тито из Советского Союза. Автор доказывает, что тезис официальной титоистики (В. Дедиер, П. Дамьянович и пр.) о полученных И. Броз Тито "особых полномочиях для руководства партией в стране", не находит абсолютно никакого документального подтверждения. Скорее речь может идти об отдельном, разовом, хотя и очень важном задании, которое могло переходить от человека к человеку и не являлось личной прерогативой Тито. При этом имеется в виду не "руководство партией", а лишь "создание условий" для переезда в страну оперативного руководства (Operativleitung). Новый руководящий орган КПЮ формировался таким образом, что даже секретарь партии М. Горкич не мог руководить единолично. Ни один из четырех членов оперативного руководства, находящихся в стране, не имел никаких преимуществ перед остальными. Вообще вся идея коллегиального руководства партией, представлявшая собой сложную систему сдержек и противовесов, была искусственно навязана КПЮ руководством Коминтерна и являлась неосуществимой на практике. В частности, руководство партии в составе, достаточном для принятия решений общего характера, не находилось в стране ни дня по причине ожесточившихся гонений на коммунистов. Как бы то ни было, ни "созданием условий", ни "материальным обеспечением оперативного руководства" И. Броз Тито по прибытии в страну не занимался.
Опровергая тезис о высоком партийном положении И. Броз Тито, автор выдвигает собственную гипотезу об особой миссии, полученной им от руководства Отдела кадров ИК КИ и связанной с деятельностью советских спецслужб. Это подтверждается тем, что после отъезда из СССР И. Броз Тито наиболее тесно общается с С. Лиличем, ответственным за техническое обеспечение нелегальной деятельности и представителем советских разведывательных структур в рядах КПЮ. Вернувшись на родину, И. Броз Тито активизирует старые связи среди хорватской национальной интеллигенции (М. Крлежа, С. Галогажа) и пытается внедрить альтернативные схемы влияния на региональное партийное руководство и профсоюзных лидеров. Эти действия И. Броз Тито не согласовывает с М. Горкичем, что несколько раз ставит его на грань провала. Автор полагает, что эти действия И. Броз Тито были направлены на восстановление пострадавшей в результате провалов и массовых арестов советской резидентуры. Курировал же И. Броз Тито С. Лилич.
Также в число первоочередных действий И. Броз Тито, никак не связанных с переездом руководства в страну, входил отбор молодых коммунистов для обучения в Советском Союзе. М. Горкич специально отмечал в 1937 г., что это решение он не может принять без И. Броз Тито . Именно на И. Броз Тито было возложено написание характеристик на товарищей по партии, находившихся в стране, и оба этих поручения входили в сферу интересов Отдела кадров КИ. Автор приходит к выводу, что именно в работе по линии Отдела кадров (а точнее - спецслужб СССР и Коминтерна) заключалась истинная цель отправки И. Броз Тито в Югославию.
В Заключении подведены итоги и сформулированы следующие выводы:
1. Иосип Броз не был направлен в СССР в качестве референта Балканского лендерсекретариата, ясности с кандидатурой на эту должность в руководстве БЛС не было ни на момент отправки Тито в Москву, ни после его приезда. В общей сложности референтом БЛС Тито был полтора месяца. Причем, назначен на эту работу он был в тот момент, когда готовилась ликвидация секретариатов, и, следовательно, должность референта неизбежно теряла прежнее практическое значение.
2. Активное участие Тито в подготовке и проведении VII Конгресса Коминтерна оказывается мифом официальной титоистики. В подготовке Конгресса И. Броз Тито не участвовал, он также не должен был входить в состав югославской делегации. В число делегатов он был введен уже постфактум, после начала Конгресса, причем, хотя официально И. Броз Тито числился секретарем делегации, на практике секретарские функции выполняли другие люди. И. Броз Тито не получал сколько-нибудь значимых заданий от руководства югославской делегации, так что речь о его "активном участии" в VII Конгрессе идти не может.
3. Не подтверждается и тезис официальных биографов, согласно которому в августе 1936 г. И. Броз Тито был избран организационным секретарем КПЮ, т. е. стал вторым человеком в партии после М. Горкича. Это невозможно хотя бы потому, что должности "организационного секретаря" в КПЮ на тот момент в принципе не существовало. И. Броз Тито стал лишь одним из четырех членов Политбюро, что было большим личным достижением и хорошей платформой для последующего партийного роста, но вторым человеком в партии он, безусловно, не был. Принято считать, что вернулся в Югославию И. Броз Тито в качестве руководителя так называемого Зембиля, или Организационного бюро КПЮ, которое должно было находиться не в эмиграции, в отличие от аппарата ЦК, а непосредственно в стране. Этот тезис также не находит документального подтверждения.
4. Работа И. Броз Тито в Коминтерне и полномочия, которые были ему даны при отъезде из СССР, связаны не столько с официальным политическим курсом КИ, сколько с активностью коминтерновских спецслужб, деятельность которых к 1935 г. контролировалась Отделом кадров. Истоки последующего карьерного взлета И. Броз Тито кроются в нелегальной деятельности по линии КИ. Возможно, именно связи (И. Караиванов), приобретенные И. Броз Тито в Отделе кадров за время работы в КИ в московский период помогли ему, единственному из югославского партийного руководства, избежать репрессий в 1937-1938 гг.
5. Иосип Броз мог проходить обучение в одной из коминтерновских спецшкол, вероятнее всего, в так называемой Партизанской академии (военно-политические курсы). Прямые указания на это в ходе исследовательской работы автором обнаружены не были, однако и опровергнуть эту гипотезу достаточно сложно, поскольку факт обучения в этом учебном заведении югославских коммунистов подтверждается архивными источниками, а основы учебного курса Военно-политической школы вполне соотносятся с действиями руководимых И. Броз Тито югославских партизан в годы Второй мировой войны.
6. Именно годы, проведенные И. Броз Тито в СССР (1935-1936), сформировали его политическую личность и предопределили его партийную карьеру и военные успехи, хотя взлет И. Броз Тито и не был стремительным и одномоментным, как это видится некоторым югославским исследователям, а его вхождение в партийную элиту было сопряжено со значительными трудностями. Как бы то ни было, точкой отсчета в восхождении И. Броз Тито к руководству партии, а затем и государством, следует считать московский период его биографии, когда он стал членом узкого руководства КПЮ и получил возможность воздействия на кадровую и оперативно-тактическую политику партии, а также влияния на характер взаимодействия югославских партийных структур с государственными и партийными органами Советского Союза.
Научная новизна исследования
На основании материалов российских и сербских архивов, часть из которых впервые вводится в научный оборот, в диссертации впервые предпринята попытка детальной реконструкции событий из жизни И. Броз Тито в Советском Союзе в 1935-1936 гг. в их хронологической последовательности. Значительное внимание уделяется таким проблемам, как специфика функционирования управленческого аппарата Коминтерна, внутрикоминтерновская иерархия, связи КИ и советских спецслужб (Иностранный отдел ОГПУ, Разведуправление Красной Армии), особенности функционирования нелегальной части КИ, в частности, военно-политических курсов, известных также как "Партизанская академия". Хотя эти проблемы разрабатываются в рамках последних исследований по истории Коминтерна, многие их аспекты до сих пор изучены слабо. Постановка же этих проблем в контексте исследования, посвященного деятельности И. Броз Тито и истории КПЮ, является на сегодняшний день абсолютной исследовательской новацией.
Практическая значимость исследования.
Материалы и выводы исследования могут быть использованы в научно-исследовательской и преподавательской деятельности, как непосредственно по теме работы, так и по целому кругу смежных тем: советско-югославские отношения, история КПЮ, история Коминтерна, деятельность советских спецслужб и т. д.
Апробация работы:
Основное содержание работы и полученные автором выводы отражены в публикациях автора по теме исследования, докладах и сообщениях на различных российских и международных научных форумах - на научных чтениях, посвященных 80-летию В.Г. Карасева (Москва, 2002 г.), где автор выступил с сообщением "Новые тенденции в изучении жизни и деятельности Иосипа Броза Тито"; на международной научной конференции "Сталин-Тито" (Белград, 2006 г.) - выступление с сообщением "Новые данные о работе И. Броза Тито в Коминтерне (1935-1936 гг.)"; на международном круглом столе "Россия и Сербия в новых исторических условиях" - выступление с сообщением "Коминтерн на Балканах, югославские коммунисты в Коминтерне" (Белград, 2007 г.). Также автор участвовал, в качестве главного консультанта и соавтора сценария, в подготовке телевизионного фильма "Загадка Иосипа Броза Тито" (Телекомпания "Совершенно Секретно", реж. Е. Ильясова, 2003 г.), и в качестве консультанта при подготовке телевизионного фильма "Югославия: период распада" (ВГТРК, реж. А. Мамонтов, 2000 г.).
Работы соискателя по теме диссертации:
I. Публикации в изданиях по списку ВАК: 1. Бондарев Н.В. Последнее интервью Милована Джиласа // Исторический архив. М., 2003. № 6. С. 3-12.
II. Публикации в других изданиях. 2. Бондарев Н.В. Новые тенденции в изучении жизни и деятельности Иосипа Броза Тито // Югославская история в новое и новейшее время: Материалы научных чтений, посвященных 80-летию со дня рождения профессора В.Г. Карасева. М.: Изд-во Московского городского объединения архивов, 2002. С. 234-240. 3. Бондарев Н.В. Новые данные о работе И. Броз Тито в Коминтерне // Исторический архив. М., 2006. (принято к печати). 4. Бондарев Н.В. Иосип Броз Тито на службе Коминтерна 1935-1936 гг. // Родина. М., 2007 (принято к печати).
Ссылки:
1. Simic P. Tito agent Kominterne. Beograd: ABC-product, 1990. S. 5.
2. Дедијер В. Иосип Броѕ Тито. Прилоѕи ѕа биографију. Београд: Нолит, 1953.
3. Dedijer V. Novi prilozi za biografiju Josipa Broza Tita. Knj. 1. Zagreb: Mladost, 1980.
4. Dedijer V. Novi prilozi za biografiju Josipa Broza Tita. Knj. 2. Rijeka: Liburnija, 1981.
5. Damjanovic P. Tito na celu Partije. Beograd: Kultura, 1968; Damjanovic P. Tito pred temama istorije. Beograd: Insitut za savremenu istoriju, 1972.
6. Ocak I. Gorkic: zivot, rad i pogibija (prilog biografiji). Zagreb: Mladost, 1988; Gligorijevic B. Kominterna: Jugoslovensko i srpsko pitanje. Beograd: ISI, 1992; Jovanovic M. Bolsevicka agentura na Balkanu. 1923. Beograd: Filizofski fakultet beogradskog universiteta, 1995.
7. Censic V. Enigma Kopinic. Zagreb: Mladost, 1983.
8. Против современного ревизионизма. Москва: Правда, 1958.
9. Карасев В.Г. Исторические связи народов Советского Союза и Югославии. Москва: Прогресс, 1957.
10. История Югославии. Москва: Издательство Академии наук СССР. Т. 1-2. 1963.
11. Гиренко Ю.С. Советский Союз - Югославия: традиционная дружба, всестороннее сотрудничество. Москва: Наука, 1975.
12. Сумарокова М.М. Демократические силы Югославии в борьбе против реакции и угрозы войны (1929-1939). Москва: Наука, 1980; Севьян Д.А. Из истории Союза коммунистов Югославии (1919-1945). Москва: Мысль, 1982; Гиренко Ю.С. Советско-югославские отношения. Москва: Международные отношения, 1983.
13. Гиренко Ю.С. Сталин - Тито. Москва: Изд-во политической литературы, 1991.
14. Улунян Ар.А. Коминтерн и геополитика: балканский рубеж (1919-1938). Москва: Институт всеобщей истории, 1997.
15. Аникеев А.С. Как Тито от Сталина ушел: Югославия, СССР и США в начальный период холодной войны (1945-1957). Москва: Институт славяноведения РАН, 2002.
16. Коминтерн и идея мировой революции. Москва: Наука, 1998.
17. Политбюро ЦК РКП(б) - ВКП(б) и Коминтерн (1919-1943). Москва: Росспэн, 2004.
18. Адибеков Г.М., Шахназаров Э.Н., Шириня К.К. Организационная структура Коминтерна. Москва: Росспэн, 1997.
19. Бубер-Нейман М. Мировая революция и сталинский режим. Записки очевидца о деятельности Коминтерна в 1920-1930-х гг. Москва: АИРО-ХХ, 1995. 322 с. Куусинен А. Господь низвергает своих ангелов. Воспоминания 1919-1965. Петрозаводск: Карелия, 1991. 240 с. Пятницкий В.И. Осип Пятницкий и Коминтерн на весах истории. Минск: Харвест, 2004.
20. Broz Tito J. Sabrana djela. T. 3. Beograd: Komunist Zagreb: Naprijed, 1983. S. 268.
Прокофьева Инесса Николаевна
Народная баллада «Миорица» в контексте румынской литературы XIX–XX вв.
Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Специальность 10.01.03 – литература народов стран зарубежья (румынская литература) филологические науки
Дата защиты – 23 декабря 2008 г.
Научный руководитель – М. В. Фридман
Автореферат (М., 2008)
|